Пчелиная "монархия" очень долго просуществовала в головах пчеловодов и на каждом новом этапе истории выглядела как более или менее точная копия человеческой.
Старейшее русское сочинение о пчелах принадлежит перу выдающегося деятеля ломоносовской школы - П. Рычкова. Это первый член-корреспондент Российской академии наук, экономист, путешественник, географ, литератор. В его сочинении семья пчел изображается неким подобием империи времен екатерининского <просвещенного абсолютизма>. А в конце XIX века один из русских пчеловодов, рисуя подсадку новой матки в улей, буквально списывает эту сцену из отчетов <Полицейских ведомостей> о коронационных торжествах: <Матка спокойно и с каким-то особым достоинством входит, а пчелы, выстроившиеся шпалерами, издают сильный звук, подобный клику <ура>, восторженно произносимому царю или царице народом...>
Да что говорить о XIX веке! В английской литературе семья пчел и сегодня еще изображается монархией, и, конечно, монархией английского образца, где <матка не обладает даже правами конституционного монарха>, где это только <флаг на мачте>.
Вместе с тем представления об укладе пчелиной жизни, в разных странах по-разному отражая изменения в образе жизни людей и в образе их мыслей, стали уже с конца XVIII, а особенно к началу XX века претерпевать соответствующие перемены.
<Царица, - писал Л. Бюхнер в сочинении <Психическая жизнь животных>, - находится под присмотром и в зависимости от работниц... Она не обладает личной неприкосновенностью и -престолом и жизнью отвечает за правильное исполнение своих царственных обязанностей>.
Идя еще дальше, Л. Фигье в книге <Жизнь насекомых> заявил: <По нашему мнению, пчелы составляют настоящую республику, а пчелу-матку несправедливо называют царицей, в сущности, она только президент республики. Вице-президентами могут быть названы свищевые матки, призываемые народным собранием к исполнению обязанностей царицы в случае ее смерти или гибели. <В природе нет короля>, - сказал Добан-тон в Ботаническом саду, и аудитория покрыла эти слова громом аплодисментов и <браво>...>
Эти первые <подкопы против пчелиной монархии> и рассказы о <пчелином народовластии> были восприняты некоторыми <исследователями> как опасная крамола и непозволительная вольность смутьянов.
<Прежнее знаменитое пчеловождение невозможно стало с тех пор, как у пчел начали открывать конституции, парламенты, своды <законов>, - негодовал литовский помещик П. Микялен-Микаловский в книге <Пчела>. И не один он в испуге перед тенями отражений требовал сочинения <зольтерьянствующих писателей> О пчелах <запирать подальше в шкаф>: <Ведь мы все люди семейные, имеем детей и слуг... Недосмотри, они бог весть чему научатся от этих умниц пчел...> Заодно с провинциальным монархистом' горько сетовал по поводу того, что в жизни пчел пытаются усмотреть <осуще-сгиленный идеал коллективизма>, известный натура-
лист Г. Бонье, опубликовавший даже доклад на эту тему в <Международном социологическом обозрении>.